Изучая летопись нашего Института: Эвакуация ИОХ РАН в Казань и работа столичной группы накануне Московского кризиса 16 октября 1941 года

В эту субботу исполнилось 80 лет одному из самых напряженных эпизодов первого этапа Великой Отечественной войны – Московскому кризису 16 октября 1941 года, во время которого из Столицы началась экстренная эвакуация управлений Генштаба, военных академий, наркоматов и других учреждений в связи с приближением гитлеровских войск. Также в этот день Москву покинула последняя группа работников Института органической химии имени Н. Д. Зелинского. В годовщину этого события мы продолжаем повествование о нелегкой, самоотверженной работе сотрудников ИОХ в первые месяцы войны, а именно – об организации эвакуации Института в Казань и выполнении оставшимися в Москве учеными поставленных государством задач.

В соответствии с описанным в нашем предыдущем материале Приказом Института, основной личный состав ИОХ начал покидать Москву 22 июля. Стоит отметить, что эвакуация любого учреждения – сложный многостадийный процесс, который требует не только значительного времени и труда, но и хорошей организации. Поражает масштаб работы, проделанной в кратчайшие сроки коллективом Института в рамках подготовки к переезду из Столицы. По сути, ИОХ был готов отправиться в тыл уже 15-16 июля – первую озвученную дату предполагаемого отъезда в Томск, уложившись всего лишь в несколько дней.

Но определение Казани в качестве нового места для нашего Института дало работникам ИОХ дополнительную неделю на сборы. Учитывая, что весь необходимый инвентарь и документация на тот момент были уже подготовлены к отправке, появившееся время помогло ИОХовцам урегулировать необходимые жилищные вопросы и собрать все необходимое имущество и нужные вещи для длительного пребывания вдали от родных стен. Параллельно руководство ИОХ не прекращало делопроизводственную работу, направленную на обеспечение уезжающих всем необходимым. Так, согласно принятым распоряжениям, 20 июля работникам Института в кассе были выданы «подъемные», сумма которых была близка к месячному окладу. Выданные совершенно неожиданно для всех денежные средства сильно облегчат жизнь наших сотрудников в первые дни пребывания в далекой Казани.

Проведя последнюю консервацию остававшегося оборудования, 22 июля основная часть личного состава института покинула столицу. ИОХовцы выезжали из города целыми семьями. Дорога была непростой и прибыли химики на новое место спустя три дня – 25 июля. При этом эшелон с оборудованием лабораторий все еще продолжал формироваться и «догонит» эвакуированных гораздо поздней. В Москве в Институте осталось всего лишь около сорока человек.

Стоит заметить, что за исключением нескольких авральных дней упаковки оборудования, весь первый месяц Великой Отечественной войны Институт не прерывал свои экспериментальные работы в лабораториях. ИОХовцы считали своим первейшим долгом продолжать имеющиеся разработки, тем более что простота необходимого для синтетических работ оборудования позволяла продолжать свою деятельность даже в таких непростых условиях.

Отдельного упоминания заслуживает участие работников Института в Народном ополчении, формирование которого началось после радиовыступления Иосифа Сталина еще 3 июля. К сожалению, в первые недели ожесточенных боев в его рядах погибнет много ученых, стремившихся своими силами помочь в противостоянии фашисткой агрессии и незамедлительно вступавших в ряды добровольцев. Но такие высокие потери быстро привели к пониманию как у руководящих органов, так и в среде самих научных сотрудников, что на своих рабочих местах ученые представляют для страны большую ценность, чем в рядовом составе армии. Из первых же трех ушедших в ополчение научных сотрудников, вернулся живым в Институт лишь Валентин Голубев, тяжело раненый в голову, но чудом спасшийся.

Конец июля 1941 года для оставшихся в Москве ИОХовцев был насыщен повседневным тяжелым трудом и участием в мероприятиях по противовоздушной обороне. Тревожные ожидания расползались по Столице, получавшей каждодневные сведения об отступлении Красной армии под натиском врага.

Не стоит забывать, что с первых же минут нападения на СССР Москва стала вожделенной целью фашистской авиации. Воздушная тревога, рев сирен, гудки заводов, радиооповещения становились приметой нового нелегкого времени. При этом, благодаря силам ПВО на подступах к Столице, массированную бомбардировку немецкими эскадрильями все же удавалось пресечь. Но даже несмотря на то, что прорывались лишь отдельные небольшие группы самолетов, на город практически ежедневно сбрасывались тысячи зажигательных бомб, провоцировавших сильные пожары.

«Зажигалки» падали и на наш Институт, который находился в районе с хорошими ориентирами для вражеской авиации. Находившийся вблизи старого здания Протезный завод (в строительстве которого принимали участие немецкие специалисты, знавшие его планировку и местоположение), Донской монастырь и огромное здание Дома коммуны (студенческого общежития) были хорошо просматриваемой целью даже в условиях сильной облачности. При этом Протезный завод представлял интерес для фашистской авиации не только как промышленный объект, но и как хранилище огромных запасов горючих материалов – сухого дерева, растворителей и лаков. Страшно представить, какие последствия могло бы иметь его уничтожение для всей Юго-западной окраины Москвы.

Доподлинно известно, что в старое здание нашего Института попало, как минимум, два авиаснаряда, по счастливой случайности не разорвавшихся. Один был найден на чердаке и по предложению руководителя Московской группы Л.В. Верещагина использовался на учениях для инсценировки тушения. Вторая же бомба вообще была найдена лишь после окончания войны.

Начиная с конца июля 1941 года Московская группа под руководством Л.В. Верещагина получала все указания из Казани, где расположились не только руководящие органы института, но и все заведующие лабораториями. В числе оставшихся в Столице сорока человек были не только научные сотрудники, но и технический персонал – дворники, сантехники, электрики и завхоз.

При этом ИОХ продолжал выполнение поступавших с первых военных дней специальных заданий от Государственного комитета обороны. Так, Л.В. Верещагин был привлечен к работе по применению сверхвысоких давлений для упрочения стволов артиллерийских орудий в процессе их производства. Проделанные в этом направлении исследования определили производственный процесс оборонных предприятий на долгие годы вперед. Кстати, уже после войны Л.В. Верещагин стал заниматься и органическими химическими реакциями, в частности – реакциями полимеризации, в том числе и ненасыщенных фтороуглеводородов.

Также в Москве некоторое время оставался С.Р. Сергиенко, который продолжал работу в области дегидроциклизации парафиновых углеводородов, одновременно являясь членом штаба ПВО ИОХ. Его соратником по штабу был младший научный сотрудник И.И. Брусов, числившийся в каталитической лаборатории ЛККОР. И Брусов, и Сергиенко вели свою научно-исследовательскую деятельность вплоть до экстренной эвакуации 16 октября, после чего добровольцами уйдут в войска НКВД и вернутся в Институт уже после окончания войны.

Не покинула город и М.Ю. Лукина – начинающий каталитик, но опытный синтетик, работавшая под руководством Б.А. Казанского в области углеводородов с малыми циклами. Но эта работа была отложена в связи с переводом в лабораторию к К.С. Топчиеву, где группа приступила к выполнению срочного задания по синтезу и наработке укрупненных партий бензедрина – тонизирующего вещества, в те годы применяемого для снятия синдромов усталости и обеспечивавшего длительную работоспособность летного состава военной авиации. Стоит отметить, что эти исследования были быстро и эффективно выполнены, синтез значительного количества был оперативно осуществлен, а методика была незамедлительно передана соответствующим инстанциям, где заслужила хорошей оценка как в военных, так и академических кругах.

В московской лаборатории непредельных соединений И.Н. Назарова остались младшие научные сотрудники Г.П. Верхолетова и И.И. Зарецкая, занимавшиеся разработкой синтетических клеев из производных ацетилена. Проводимые и в Москве, и в Казани работы в этом направлении дали чрезвычайно важный результат – создание универсальных клеев, обеспечивающих исключительную прочность, которые можно использовать при ремонте военной техники как в тылу, так и в полевых условиях. Более того, в гражданском применении созданный Институтом карбинольный клей мог использоваться при ремонте отопительных систем и применялся даже при отделочных работах в Московском метрополитене. Таким образом, проделанная нашими учеными работа заложила основы разработки отечественных синтетических клеев, а в научном плане – создала еще одно направление в химии соединений ацетилена.

В московской группе остались несколько человек и из второй лаборатории, входившей в отдел А.Е. Фаворского – лаборатории виниловых эфиров. Большое число сотрудников лаборатории гетероциклических соединений на Бауманской улице, хотя там ситуация со штатом складывалась несколько сложней, чем в других подразделениях ИОХ. Так, два доктора наук – И.Л. Кнунянц и Г.В. Челинцев (работавших в Институте по совместительству, являясь сотрудниками Академии химической защиты), на тот момент по ряду причин были отчислены из числа сотрудников ИОХ, но вскоре все же вернулись в ряды Института в качестве консультантов. Лаборатория гетероциклических соединений непрерывно выполняла задания по линии ГКО и военного ведомства.

Стоит упомянуть и оставшегося в Москве руководителя группы синтетических смол В.В. Коршака, работавшего в ИОХ по совместительству с деятельностью в ЦК и ГКО, и сотрудников «закрытой» лаборатории А.Н. Несмеянова, деятельность которой и в мирные годы не была предметом широкого обсуждения. Остальные же лаборатории ИОХ отправились в Казань в полном составе.

Все решения по оставшейся в Москве группе принимались дирекцией, которая была эвакуирована, самостоятельные действия могли предприниматься лишь в отношении хозяйственных вопросов – за них отвечал А.М. Миронов. В связи с напряженным положением на фронте, ответ на конкретные запросы приходил из Казани далеко не так быстро, как хотелось. Поэтому, неудивительно, что 16 октября, в состоянии полной неразберихи, царившей в Москве, Институт органической химии имени Н.Д. Зелинского пережил и свой опаснейший кризис.

Еще 15 октября Государственный Комитет обороны СССР принял решение «об эвакуации столицы СССР г. Москвы». На следующее утро началась передислокация управлений Генштаба, военных академий, наркоматов и других учреждений, а также иностранных посольств. Параллельно осуществлялось минирование заводов, электростанций и мостов. Именно в этот день Московский метрополитен единственный раз в своей истории не открыл двери для пассажиров. Велась работа по подготовке к его уничтожению, оперативно отмененная уже к вечеру в связи с началом постепенной стабилизации обстановки.

Параллельно описанным выше событием, пришедшее с фронта известие о прорыве Можайской линии обороны и опасность возможного появления передовых германских отрядов в Москве стремительно зажгли панические слухи среди населения, своими глазами наблюдавшего как молниеносно изменился город в те утренние часы. Десятки тысяч человек предприняли попытки выехать из города. Промышленные предприятия начали закрываться, работникам стали выдавать месячную зарплату. Перед закрытием из продовольственных магазинов стали раздавать прохожим продукты. Имели место отдельные акты мародёрства и грабежей.

Работники ИОХ, ставшие в Москве свидетелями происходившего 16 октября кризиса, неоднократно упоминали, что решение об уничтожении нашего старого здания также было принято. Более того, начинались реальные приготовления к его подрыву, при том, что ни здание, ни оборудование не имело особой ценности для врага. Прибывший позднее в Казань С.Р. Сергиенко, являвшийся, как упоминалось выше, участником штаба ПВО нашего Института, не отрицал правдивости этих данных, объясняя при этом довольно непонятное в стратегическом плане решение коллективным состоянием шока от надвигающейся опасности.

В этой нелегкой атмосфере 16 октября наша московская группа разными маршрутами была эвакуирована в тыл. Причем путь в Казань у каждого сотрудника оказался непростым. Так, М.Ю. Лукина, К.С. Топчиев и Л.Ф. Верещагин приедут в Казань по обычному маршруту, а С.Р. Сергиенко и И.И. Брусов лишь через несколько дней – сначала их занесет далеко на восток. С их отъездом вечером 16 октября здания Института органической химии имени Н. Д. Зелинского полностью опустели на несколько месяцев до весны 1942 года, когда в противостоянии с фашистской Германией для Советского Союза наступит коренной перелом.

Как станет известно поздней, столь масштабные панические слухи сложились в Столице благодаря группам провокаторов, стремившимся дестабилизировать обстановку и, тем самым, воспользоваться разгоревшимся кризисом для личного обогащения за счет кражи государственной собственности и имущества простых советских граждан. В значительной степени ситуацию переломило дневное выступление по радио председателя Моссовета В. П. Пронина, после которого паническое бегство прекратилось, а на улицах появились не только первые военные и милицейские патрули, но даже заработало такси, ставшее в это непростое для Столицы мгновение ярким свидетельством, что мирное время еще не ушло безвозвратно, а героическое противостояние нацистским захватчикам еще принесет свои долгожданные победы.

Здание химического факультета Казанского университета.

Бутлеровский корпус, где во время войны были размещены сотрудники Института органической химии имени Н. Д. Зелинского.