«ПЕРВАЯ МИРОВАЯ — ВОЙНА ГАЗА С ПРОТИВОГАЗОМ: КАК ПРОТИВОГАЗ ЗЕЛИНСКОГО-КУММАНТА СПАС ТЫСЯЧИ ЖИЗНЕЙ».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Выдающийся историк науки и советский химик Николай Александрович Фигуровский в своей монографии «Очерк возникновения и развития угольного противогаза Н. Д. Зелинского» (М., 1952) писал об эффекте, произведенном первой газовой атакой немцев под Ипром следующее: «Первая волновая химическая атака вызвала смятение в штабах союзников. Они были застигнуты врасплох и оказались совершенно неподготовленными не только к ответу немцам тем же оружием, но и к эффективной защите собственных войск. Было очевидно, что только недооценка немецким командованием нового оружия предотвратила прорыв на фронте, который мог быть легко осуществлен в результате газовой атаки и возникшей в связи с нею паники среди войск союзников. Необходимо было немедленно найти средства, которые гарантировали бы от подобных ударов».

Первая немецкая атака хлором на русском фронте под Болимовым состоявшаяся 31 мая (18 мая по ст. стилю) 1915 г. показала, что отравить русского человека хлором не так просто. Не было той паники среди войск, которая 22 апреля 1915 г. у Ипра привела к оголению фронта и являлась главной причиной огромных потерь при всех дальнейших газовых атаках. Русские части, подвергшиеся немецкому нападению в районе Болимова у Воли Шидловской, несмотря на значительные потери, не только остались на месте, но и сумели отразить пять атак немцев. Германская армия учла «уроки Ипра» и попыталась полностью использовать результат химического нападения, но, неожиданно для себя, натолкнулась на прицельный пулеметный и артиллерийский огонь. Свою роль в этом сыграли и погодные условия, и способность русских солдат импровизировать. Солдаты спасались от хлора, заворачивая голову в мокрую шинель, закрывая лицо мокрыми рубашками, зарываясь головой в мокрое сено или дыша через землю.

Начиная с 1915 г. химическое оружие (газобалонные батареи, артиллерийские химические снаряды, химические мины) прочно вошло в тактику прорыва полосы обороны противника. Совершенствовались методы газовой атаки: газопуск растягивался по времени таким образом, чтобы нанести максимальный урон живой силе противника. Вслед за газовой волной обычно пускали волну дыма, в которой шла пехота. Хлор, распространившийся в глубину обороны противника, препятствовал переброске резервов к району газовой атаки, включая армейские. Например, резервному полку из района сосредоточения войск до переднего края обороны надо было пройти в 5–8 км, что невозможно было сделать, используя примитивные средства противохимической защиты. Общая площадь, занимаемая отравленным воздухом, могла достигать несколько сот квадратных километров при глубине проникновения газовой волны до 30 км.

Параллельно с тактикой прорыва совершенствовалась и тактика обороны: обобщенный опыт газовой катастрофы под Ипром и отражение германских химических атак русскими войсками под Болимовом и Осовцом говорил в пользу усиления второй линии полосы обороны за счет первой, необходимости ее глубокого эшелонирования, и наличия резервов, защищенных от действия отравляющих веществ. Приоритетной задачей всех воюющих стран стала разработка средств индивидуальной защиты военнослужащих и гражданского населения прифронтовой полосы от химического оружия. Прототипом противогаза стал мешочек из прорезиненной ткани, внутри которого находился влажный тампон размером с ладонь. Его обнаружили бельгийские контрразведчики у немца-перебежчика 21 апреля 1915 г., накануне германской газобаллонной атаки под Ипром. С этим же респиратором 6 августа 1915 г. немцы атаковали русскую крепость Осовец. Потеряв до тысячи человек отравленных собственным хлором, им пришлось отступить…

Во Франции было принято решение о срочном проведении в армии противохимических мероприятий, которые временно, до создания специальной химической службы, поручали медико-санитарной службе. В июне-июле 1915 г. во французскую действующую армию в качестве специалистов-консультантов были назначены специалисты-химики. В их обязанности входили помощь штабам армий по всем вопросам, связанным с боевыми отравляющими веществами, разработка инструкций и указаний по защите от них и доставка веществ, применявшихся противником для проведения исследований. Самым первым средством защиты французских военнослужащих от газов служили носовые платки, смоченные содовым раствором.

Русское командование довольно рано узнало о немецкой атаке на Ипре 22 апреля 1915 г. и сразу постаралось принять адекватные меры для защиты личного состава. В частности, еще в начале мая 1915 г. организации Красного Креста приступили к массовому изготовлению первых противохлорных масок. Эти простейшие средства противохимической обороны представляли собой компресс из пяти-шести слоёв марли, простроченный по краям и снабжённый двумя парами тесёмок для укрепления маски на лице (маска-повязка первого образца). Длина компресса около 15 см, ширина – 5-8 см. Напротив рта и носа располагался карман, в который вкладывалась пропитанная гипосульфитом корпия (растереблённая старая ветошь из льняной ткани, использовавшаяся как перевязочный материал). Фигуровский сообщает, что такие маски-повязки в начале мая 1915 года изготавливались в довольно значительных количествах, по крайней мере в Москве, Минске и Петрограде. Сейчас неизвестно какими данными руководствовались организации Красного Креста, когда рекомендовали для изготовления шести- или десятислойные марлевые маски — такая защита удерживала на себе слишком мало пропитки с «антихлором» и защищала в течение всего 2-3 мин. В лучшем случае, она давали солдатам возможность покинуть зараженную хлором территорию.

Всю деятельность по разработке и производству противогазовых средств, также как и организацию защиты войск от отравляющих веществ взяла на себя санитарная и эвакуационная часть русской армии, верховным начальником которой был в то время член императорского дома, генерал от инфантерии принц А.П. Ольденбургский. Он обратился к женским организациям (институтам, гимназиям, благотворительным обществам и т. д.) с призывом начать массовое изготовление марлевых повязок. Российское общество живо откликнулось на его воззвание и довольно быстро было налажено изготовление влажных противохлорных масок. «…Несмотря на то, что таким путем удалось быстро снабдить все фронтовые части масками, действительная защита от газов была совершенно не обеспечена. Изготовленные руками знатных дам, часто совершенно не умевших шить, маски в своем большинстве оказались непригодными и не достигающими цели. Причинами этого явилось, во-первых, то, что ни одна из изготовляющих организаций не знала толком, что же собственно от нее требуется, во-вторых, и сами организации отнеслись к делу чрезвычайно легкомысленно, допустив ряд грубых ошибок в конструкции масок. В погоне за количеством изготовленных противогазовых повязок совершенно не обращалось внимания на их качество. Маски Красного креста, поступившие на фронт, оказывались либо слишком малыми, либо слишком большими. Тесемки были плохо пришиты и быстро отрывались. Количество слоев марли, как правило, было весьма малым (пять-шесть) и совершенно недостаточным для эффективной защиты […] Очевидцы и участники событий того времени рассказывают, что уже после второй газовой атаки, произведенной немцами в том же районе, что и первая (в секторе Болимово — 50 км к западу от Варшавы), 23-24 июня (ст. ст.), стало вполне ясно, что маски совершенно не защищают от газов. Поэтому солдаты массами их бросали или «украшали» ими и прилагавшимися к ним бутылочками с пропитывающей жидкостью деревья.

Русское общество тогда охватила «изобретательская лихорадка»: каждая общественная организация стремилась предложить свой тип масок. Личному составу русской армии для защиты от отравляющих веществ предлагались самые разные марлевые маски: комиссии генерала Павлова, Смоленского, Минского, Петроградского комитета Союза городов, Московского комитета Земского союза, мастерских Северного фронта, Трындина, Горного института, и тому подобные. В результате такого «массового изобретательства» маски поступали на фронт без всякого предварительного их испытания в газовых камерах и проверки их действия, что приводило к всеобщей неразберихе. Войска теряли доверие к средствам противохимической защиты. Ситуация еще больше осложнялась тем, что при изготовлении пропитки была допущена грубая ошибка химического характера, делавшая защитные повязки не только бесполезными, но и усугублявшими последствия воздействия отравляющих веществ для их пользователей. Первоначально маски пропитывали гипосульфитом натрия без добавления соды. При реакции этого состава с хлором выделялось опасное вещество – «сернистый газ» или диоксид серы. Попадая в дыхательные пути вместе с воздухом, прошедшим через маску, он неизбежно приводил к трагическому исходу. Эта ошибка была обнаружена учёными-химиками Н.А. Шиловым и Б.М. Беркенгеймом, прибывшими на фронт и изучавшими обстоятельства гибели военнослужащих от последствий немецких газовых атак. По итогам их отчетов, а также исследования ученого-электрохимика Н.А. Изгарышева уже летом 1915 года рецепт пропитки изменили, в её состав была введена сода и глицерин (для предохранения маски от быстрого высыхания).

Тем временем, разнообразие отравляющих веществ стремительно увеличивалось: к примеру, немецкая армия к концу 1915 г., наряду с хлором, уже применяла фосген, хлорпикрин, иприт, люизит. В общей сложности, в ходе Первой мировой войны воюющие страны в качестве боевых отравляющих веществ применили свыше 50 различных токсичных соединений. Необходимо было срочно совершенствовать средства индивидуальной защиты: если от хлора достаточно было ватно-марлевого респиратора, смоченного раствором соды, то против других газов подобные влажные маски и даже маски с очками оказывались малоэффективными.

С чего же пришлось начинать отечественным ученым и конструкторам, взявшимся за создание противоядия от нового оружия, угрожавшего жизни и здоровью миллионов русских солдат на фронте? Наследие было небогатым. В целом, устройства, защищающие органы дыхания, были известны в мире с середины XIX века: самые ранние образцы противогазов были разработаны американцами (Льюис Хаслетт (Lewis Haslett), 1849 г.) и англичанами (Джон Стенгауз (John Stenhouse), 1854 г.). Попытки изобрести универсальный противогаз предпринимались в США, Великобритании, Германии, Австро-Венгрии, Италии и Франции, но все они к концу XIX в. зашли в тупик, так и не разрешив проблему создания фильтров, эффективно защищающих легкие от частиц дыма, аэрозолей и паров ядовитых веществ. К началу войны все эти приборы и приспособления оказались почти полностью забытыми.

В начале XX века в России применялись респираторы, изготовленные западноевропейскими фирмами: немецкие противопылевые и английские кислородные алюминиевые маски для работы на некоторых химических производствах, в горной промышленности, а также в пожарных и медицинских учреждениях. В то же время, в России начинают выпускаться собственные средства защиты: маска Кобрака, сделанная из батистовой ткани, кислородный прибор «Макеевка» с жидким воздухом горного инженера Левицкого и противопылевые маски, в которых защиту обеспечивала многослойная марля, пропитанная содой, губка или вата. Однако запросам военного времени такие приспособления не отвечали. Общее развитие конструирования респираторов во всех странах, в том числе в России, шло по пути от влажных масок-повязок к сухим противогазам.

Самой надежной и, вследствие этого, жизнеспособной моделью влажной маски в России оказалась маска Химического комитета при Главном артиллерийском управлении, сконструированная одним из наиболее активных работников в области противогазов в 1916—1918 гг. инженером Н.Т. Прокофьевым. Изделие состояло из 30 слоёв марли и содержало поливалентную пропитку, обеспечивавшую защиту от группы различных отравляющих веществ. Достоинствами этой маски являлись простой способ крепления и хорошо продуманная линия непроницаемости. Эти влажные маски применялись в комбинации с резиновым шлемом Кумманта, что повышало надёжность их работы. Маска Химического комитета ГАУ поступила в армию в конце 1916 года и оставалась на вооружении до конца войны. В 1917 году ею снабжались преимущественно тыловые части и учреждения.

Но еще задолго до возникновения необходимости создания поливалентного противогаза, наряду с влажными масками в России появились разработанные различными организациями сухие противогазы. Русскими химиками в 1915 г. предложены три принципиальных подхода к конструированию эффективного фильтрующего патрона: натронная известь и уротропин в качестве химических поглотителей; активированный древесный уголь в качестве поливалентного неспецифического сорбента.

Создание армейского противогаза поручили специалистам Петроградского Горного института, интересы которого лоббировал принц А.Н. Ольденбургский. В июле 1915 г. они представили так называемый противогаз Горного института конструкции инженера А.А. Трусевича. В основу этого противогаза легли некоторые конструкции, ранее использовавшиеся в спасательном деле в горной промышленности: очки-консервы, маска с завязками на затылке, короткий шланг (полагалось зубами держать загубник), ведущий к квадратной коробке с поглощающей смесью – натронной известью (гашеная известь с едким натром). Модель признали перспективной. В сентябре натронную известь дополнили древесным углем. Идею использования угля позаимствовали у химика Н. Д. Зелинского, однако так как изобретатели противогаза не знали способа активации угля, то вплоть до весны 1916 г. они использовали для примеси к натронной извести обычный печной уголь. Серьезные конструктивные недоработки приводили к тому, что при дыхании человека гранулированная смесь быстро окаменевала, создавая высокое сопротивление дыханию. Масса увеличивалась в объеме и коробки противогазов Горного института, вместо защиты от ядовитого воздуха вспучивались и лопались прямо во время газовых атак…

 Высокое покровительство принца Ольденбургского позволило разработчикам Горного института пренебречь несколькими отрицательными заключениями экспериментальных комиссий, которые признали противогаз негодным. Так и не доработанный, но украшенный вензелями принца Ольденбургского, противогаз Горного института был произведен в количестве 3 500 000 штук и весной 1916 г. отправлен на фронт ^[1].

Между тем, проблема создания надёжного и мощного противогаза, который был бы способен длительное время противостоять ядам высокой концентрации была решена в России уже к концу лета 1915 года, то есть раньше, чем в других странах — участницах войны. Иной сорбент, простой и эффективный, ещё в июне 1915 года предлагал руководитель Центральной лаборатории Министерства финансов в Петербурге, профессор Николай Дмитриевич Зелинский. Он был первым среди русских ученых, кто с необычайной энергией взялся за разработку средств индивидуальной противохимической защиты. Горячее желание Зелинского во что бы то ни стало найти универсальное противоядие было связано не только с исполнением гражданского долга и служением Отечеству. У стремления ученого была интересная предыстория биографического характера.

По существовавшей в XIX веке традиции молодые русские ученые обязательно проходили стажировку в передовых западноевропейских лабораториях. В 1884 году Николай Дмитриевич Зелинский окончил Новороссийский университет, был оставлен при нем и, на следующий год, как факультетский стипендиат, был командирован с научной целью за границу, в Германию.

В течение двух лет (1885-1887) Зелинский занимался исследованиями в лабораториях профессора Йоганнеса Вислиценуса в Лейпциге и профессора Виктора Мейера в Гёттингене, где уделялось большое внимание вопросам теоретической органической химии. В Гёттингене Николай Дмитриевич работал над синтезом соединений тиофенового ряда. Незадолго до его приезда Виктор Мейер открыл тиофен (1883) и предложил молодому коллеге осуществить синтез тетрагидротиофена. И вот, однажды, в процессе проведения опытов над колбой появился желтый дым, а в лаборатории распространился запах горчицы. Зелинский наклонился над колбой, после чего потерял сознание и упал на пол. Врач констатировал сильное общее отравление и ожог легких. «В процессе работы над синтезом, – писал Зелинский, – мною приготовлен был промежуточный продукт – дихлордиэтилсульфид, оказавшийся сильным ядом, от которого я жестоко пострадал, получив ожоги рук и тела». Тогда на факт синтеза дихлордиэтилсульфида почти никто не обратил внимание, но позже, в Первую мировую войну это вещество получит зловещее название – «иприт» или «горчичный газ», а с ним и свою ужасную известность. Николай Дмитриевич Зелинский был первым химиком, получившим это сильнейшее отравляющее вещество, первым – тяжело пострадавшим от него, а впоследствии также первым – давшим действенную защиту от удушающих и ядовитых газов и спасшим сотни тысяч жизней своим универсальным угольным противогазом.

Начав работу над средствами защиты, Зелинский обратил внимание на сообщения с фронтов. Очевидцы газовых атак писали оттуда: «Однако некоторые спаслись. Один дышал через землю, другой обернул голову шинелью и лег недвижимо». Большинство оставшихся в живых солдат прибегали к самым простым способам защиты от действия отравляющих веществ… Николай Дмитриевич, проанализировав подобные сообщения, пришел к выводу, что в основе действия защитных средств должна лежать не химическая реакция, а физико-химический процесс поглощения молекул газа и удерживания их за счет сил сцепления: то есть процесс адсорбции. Решение подсказали ранее выполнявшиеся опыты по очистке спирта-сырца от примесей: денатурирующие вещества самой различной природы почти все без исключения поглощались древесным углём. Известно, что 100 г угля, занимающего объем в 250 куб. см, имеют 2 500 млрд пор, при этом их общая поверхность составляет 1,5 кв. км. Исследования велись летом 1915 г. в Центральной лаборатории Министерства финансов. Первые опыты показали недостаточную для практических целей хлоремкость угля. Эксперименты с этим доступным, недорогим, но главное — весьма эффективным элементом, от работы с которым все сотрудники лаборатории ходили чёрными с головы до ног от въедливой пыли продолжались. Уголь прокаливали, сортировали, измельчали, просеивали, взвешивали, отравляли и снова взвешивали. Проверяли способность различных видов углей поглощать газы, искали способы увеличения поглотительной способности угля. Снова и снова ставили эксперименты на способность поглотителя защитить органы дыхания человека от вредных газов. Николай Дмитриевич, испытывая способность различных сортов угля поглощать хлор, обнаружил, что так называемые «оживлённые угли» (вновь обожжённые после использования их для очистки спирта от следов сивушных масел) обладают повышенной активностью. Н. Д. Зелинским был разработан способ активирования угля водяным паром и органическими веществами, сам термин «активированный уголь» также принадлежит ему. В результате этого открытия эффективность древесного угля была повышена до 60%. Каждое зерно активированного угля представляло собой лабиринт микроскопических каналов, в которых застревали частицы любого газа, когда он проходил через толщу угля. В то же время, кислород, который нужен для дыхания, сквозь уголь проходил беспрепятственно.

Первые испытания сотрудники лаборатории самоотверженно проводили на себе. В герметично закрытом помещении сожгли серу, и когда концентрация сернистого газа достигла величины, при которой в комнате без защитного средства находиться стало невозможно, в нее вошли Николай Дмитриевич и его помощники: В.С. Садиков и С.С. Степанов. Они плотно закрыли рот и нос платками, куда был насыпан прокаленный березовый уголь. Смертельный эксперимент закончился через 32 минуты: испытуемые благополучно вышли из импровизированной газовой камеры, фильтр и маска показали свою способность поглощать отравляющие вещества. Никто из них не испытывал при этом ни малейших неприятных ощущений. «Это была первая победа и одновременно начало тернистого мученического пути за техническое оснащение открытия, за создание на его основе противогаза для Русской армии» впоследствии напишет сын выдающегося химика, Андрей Николаевич Зелинский в статье, приуроченной к 100-летнему юбилею противогаза. Вначале испытатели применяли носовой платок с завёрнутыми в нём маленькими кусочками угля. Следующая ступень – бутылка с отрезанным дном, заполненная углем. Потом применялись жестяные коробки различных размеров и форм. Так, шаг за шагом разрабатывался способ наилучшего активирования угля и определялись нужные размеры коробки для противогаза, оставалось только снабдить его резиновой маской с очками.

Результаты этих исследований были направлены в Управление санитарной и эвакуационной части, курировавшее все работы по созданию защитных противохимических средств. Однако официальный ответ так и не последовал, поэтому в июне 1915 г. Н. Д. Зелинский доложил о результатах испытаний на заседании Санитарно-технического военного общества, располагавшегося в Соляном городке Санкт-Петербурга. Случилось так, что на докладе присутствовал инженер-технолог завода «Треугольник» Михаил Иванович Куммант, который предложил использовать для изготовления противогаза эластичную резиновую маску. Ее несомненным достоинством было то, что такая маска могла растягиваться и плотно прилегать к голове любого размера. Так появился противогаз Зелинского-Кумманта.

Через несколько дней Николай Дмитриевич выехал в Москву, где 12 августа 1915 г. доложил результаты испытаний на заседании Экспериментальной комиссии по изучению клиники, профилактики и методов борьбы с газовыми отравлениями. До 23 августа в Москве, во Второй городской больнице, неоднократно проводились испытания предложенного противогаза. Заключение комиссии гласило: «Взятый в достаточном количестве уголь предохраняет от отравления при концентрациях хлора 0,1%, а фосгена — 0,025%». Однако Управление принца Ольденбургского не пожелало считаться с решением московской комиссии. В период с 23 ноября 1915 г. по 23 января 1916 г. проходили сравнительные испытания противогазов в Москве и Петрограде. В Москве испытывали как противогаз Зелинского-Кумманта, так и другие модели. Вывод специалистов носил однозначный характер: «Маска инженера Кумманта в соединении с респиратором Зелинского является наиболее простым и лучшим из имеющихся противогазов». Несмотря на то, что в Москве и Петрограде испытания дали положительный результат, решение о производстве угольного противогаза Зелинского-Кумманта тогда так и не приняли. Русская армия чрезвычайно нуждалась в эффективных противогазах, немцы производили атаку за атакой. Новые и новые тысячи жертв газовых атак заполняли тыловые госпитали, а управление принца Ольденбургского долгое время цеплялось за противогаз Горного института, всячески тормозя продвижение противогаза Зелинского. Со своей стороны, изобретатели из Горного института делали все возможное для продвижения своего изобретения. Николай Дмитриевич был вынужден добиваться проведения испытаний в ставке при штабе Верховного Главнокомандующего.

3 февраля 1916 г. в ставке верховного главнокомандующего под Могилевом по личному приказу императора Николая II были устроены показательные испытания всех имевшихся образцов противохимической защиты — как русских, так и иностранных. Для этой цели к царскому поезду был прицеплен специальный проконопаченный вагон-лаборатория. В присутствии царя, генералов Ставки, принца Ольденбургского, самих изобретателей в вагон поднялись добровольцы в масках разных конструкций. Противогаз Зелинского испытывал на себе его любимый помощник, лаборант Сергей Степанов, который незадолго до этого потерял на фронте сына, отравленного немецкими газами. Испытания превзошли все ожидания: Степанов смог пробыть в смертельно ядовитой атмосфере хлора и фосгена 1 час 28 минут, в то время как несколько других испытуемых после 5 мин вынуждены были покинуть вагон в полубессознательном состоянии. Царь лично поблагодарил Николая Дмитриевича и его ученика за проявленное мужество и приказал наградить Степанова солдатским Георгиевским крестом.

В это время дежурный генерал по штабу сообщил Н. Д. Зелинскому, что Николай II отдал распоряжение принять его противогаз на вооружение. К сожалению, пока налаживали выпуск и переоснащали войска, случилась трагедия под Сморгонью 20 июля 1916 г. когда немцы впервые применили на русском фронте фосген. «Первоначальный запах газового облака был приятный: пахло яблоками, фруктами, скошенным сеном… первые вдыхания газом не производили неприятного ощущения – и, не привыкшие к газовым атакам солдаты не спешили к своим противогазам» — сообщал в своем рапорте Дмитрий Парский, генерал-лейтенант Кавказской гренадерской дивизии, пострадавшей от этой атаки. Лишь немногие солдаты из попавших в волну газа спаслись. Русские войска, пользовавшиеся противогазами Горного института, понесли потери почти четыре тысячи человек…

Лишь к концу 1916 г. все армейские части были обеспечены противогазами Н. Д. Зелинского. В армию тогда их отправили в общей сложности 11185750 штук и потери от газовых атак стали носить случайный характер (0,5%).

От союзников немедленно поступило требование о высылке образцов угольного противогаза и 27 февраля 1916 года по распоряжению Генерального штаба в Лондон были высланы пять противогазов Зелинского-Кумманта. Англичане не верили, что чистый березовый уголь может оказаться хорошим средством защиты от газов, и подвергли присланные образцы угля в противогазах кропотливому микроскопическому и химическому исследованию, пытаясь раскрыть «секрет» Н. Д. Зелинского. Однако к своему удивлению они обнаружили, что имеют дело с чистым углем без всякой его пропитки и сообщили об этом в Россию. И англичане, и французы немедленно взяли на вооружение угольный противогаз Зелинского. На базе добытого немецкой разведкой экземпляра Германия сконструировала свой аналог. Принцип устройства русского противогаза получил широкое распространение и в других странах. Учёный намеренно не стал его патентовать, считая недостойным наживаться на том, что может спасти человека от смерти: «Я изобрел его не для нападения, а для защиты миллионов молодых жизней от страданий и смерти», — говорил Николай Дмитриевич Зелинский.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:

1. Супотницкий М.В., Петров С.В., Ковтун В.А. Влияние химического оружия на тактику и оперативное искусство Первой мировой войны (исторический очерк), часть 1 // Вестник войск РХБ защиты. 2017. Т. 1. № 1. С. 53 – 68.
2. Де Лазари А.Н. Химическое оружие на фронтах Мировой войны 1914-1918 гг.: Краткий исторический очерк / Науч. ред. и коммент. М.В. Супотницкого. – М.: Вузовская книга, 2008. –268 с.
3. Фигуровский Н.А. Очерк развития русского противогаза во время империалистической войны 1914–1918 гг. М.–Л.: изд. АН СССР, 1942. 100 с.
4. Химическое оружие на фронтах Мировой войны 1914-1918 гг. – М.: Госвоениздат, 1935.
5. Зелинский А. Н. Спаси и сохрани: К 100-летию «Противогаза Зелинского» // «Русский вестник» – 03.07.2015.